Нечего волочиться за королевской любовницей

Эта во всех отношениях прекрасная история, описанная Александром Дюма в трех толстых томах «Виконта Де Бражелона», случилась потому что некоторые господа совсем потеряли берега своей совести и обнаглели от наглости. А когда наглеют перед королями – это нередко заканчивается плохо. Потому что с королями вообще шутить не стоит и демонстрировать свое богатство тоже. И уж тем более – ухлестывать за королевской любовницей. Потому что на всякого наглого суперинтенданта финансов у короля найдется свой д'Артаньян.

5 сентября 1661 года ничего не предвещало, что именно в этот день славная карьера суперинтенданта финансов Николя Фуке так бесславно прервется арестом. Нет, тучи над Фуке сгущались давно. Но именно в этот день, Фуке сначала побывал как обычно на королевском совете в Нанте, а потом его встретил лейтенант королевских мушкетеров д'Артаньян, арестовал и отвез в Венсенский замок. Причем интересно, что когда д'Артаньян получил от короля приказ арестовать суперинтенданта, он настолько обалдел, что попросил Людовика подтвердить приказание в письменном виде.

Причин для ареста было достаточно. Да, Фуке воровал. Как воровали до него и воровали после него. Но суперинтендант поработал над расхищением государственных денег особенно тщательно. Государственная казна была должна всем. Передавая налоги на откуп, он требовал выплаты пенсий себе и своим приближенным. Занимал деньги под огромные проценты. Примерно с 1654 года просто перестал вести ведомость доходов, получаемых казной. Зато тратил деньги на праздники, дворцы и любовниц. Нет, не королевских. Своих.

Дворец в Во, который отстроил Фуке, был круче королевского. Собственно, отгрохав Версаль, Людовик XIV в некотором роде повторил своего суперинтенданта. Надо сказать, что Фуке покровительствовал и разным хорошим людям, таким как Лафонтен и Мольер. При этом суперинтендант совсем не был дураком и понимал, что рядом с королем находиться опасно, особенно, когда ты его так творчески обворовываешь.

Собственно, судьба Фуке была решена еще Мазарини, который порекомендовал своему ученику и воспитаннику Людовику XIVКольбера. Но арестовать суперинтенданта было не так просто, как казалось. Да, король Луи уже объяснил к тому моменту парламенту, что «государство – это я». Это, конечно, было так. Но даже в абсолютистской Франции были законы, например, Фуке был генеральным прокурором, а значит, его мог судить парламент. Который мог принять решение, угодное королю, а мог и не принять, несмотря на то, что Кольбер вместе с Людовиком сами засели за финансовые ведомости, что тщательно проверить их за Фуке и нашли там подгонку на подгонке. Даже мать короля Анна Австрийская далеко не сразу согласилась с арестом суперинтенданта.

Но, в конце концов, наглость Фуке дошла до того, что он начал оказывать знаки внимания Луизе де Лавальер, штатной королевской фаворитке на тот момент. Это был уже полный перебор. «К одиннадцати туз», как поется в песне одного занятного жанра.

Самое интересное, что Фуке готовился оказать королю сопротивление. Но арест оказался неожиданным. А так у него и крепость на острове Бель-Иль была подготовлена, и куча соратников в королевском окружении имелась.

Потом Фуке судили три долгих года. И причем общественное мнение было настроено в пользу совсем даже не короля. А тот был непреклонен. Кстати, когда выносили приговор, то все получилось не так однозначно. За казнь высказались – 9, за конфискацию имущества и изгнание – 13. В результате Людовик, возмущенный тем, что суд, оказался слишком мягок, заменил изгнание пожизненным заключением.

Вся эта история стала в некотором роде трамплином для карьеры верного служаки и шпаги кардинала Мазарини – одного не слишком знатного, но храброго гасконца по имени Шарль Ожьё де Батц Кастельмор. Впрочем, все это очень много имен. Мы его знаем под куда более коротким именем - д'Артаньян. Спасибо Александру Дюма, который красиво описал и настоящие, и придуманные приключения этого мушкетера. Славный офицер верно служил королю, стал «полевым маршалом» и в 1673 году пошел в безрассудную атаку, организованную герцогом Монмутом под Маастрихтом и сложил в ней свою голову.