Порой удивительные приключения случаются с самыми, казалось бы, банальными предметами и техническими средствами. У Бориса Акунина в книге «Турецкий гамбит» один из персонажей как-то написал романтический рассказ, посвященный сапогам. А я поведаю вам о не менее банальном железнодорожном предмете – цистерне, на долю которой выпали удивительные приключения.
Эту цистерну с большими заклепками построили в 1905 году на заводе «Брюнн-Кеенсфельдер». Хотя строили ее чехи, но цистерна стала принадлежать Австро-Венгрии, в состав которой на тот момент входила и Богемия.
Цистерна получилась несколько интересного с точки зрения современности вида. Дело в том, что она собрана на заклепках. Причина этого проста – сварку тогда еще не придумали. Поэтому и создавали такую уникально брутальную в своем внешнем виде технику.
Но весь интерес этой цистерны, конечно, не в одних заклепках. Они просто добавляют ей интересности во внешнем виде. Главный интерес в истории ее «трудовой карьеры», в которой нашлось место всем историческим переплетам, случившимся в XX веке в Восточной Европе.
После того, как цистерну в 1905 году построили, она трудилась на благо Австро-Венгрии, перевозя нефть, которую в то время добывали в Галиции. И так бы она, наверное, работала бы до отправки в металлолом. Но тут началась Первая Мировая война.
Русские начали наступление в Галиции. Поначалу дела развивались вполне успешно – русская армия захватывала города и крепости, а также имущество в городах и на железнодорожных станциях. Захватили и эту цистерну. С тех пор она стала служить русским.
У русских цистерна не задержалась. Дело в том, что сначала все планировали, что война будет небольшой, Рождество все встретят дома с победой. Но в результате все несколько затянулось, как потом оказалось - на несколько лет. К этому оказался не готов никто, но особенно – Россия. Поэтому в 1915 году русская армия «выровняла линию фронта», оставив все, что было занято в 1914 году и еще плюс часть территории Российской империи. В результате цистерна вернулась к своим первоначальным хозяевам. И снова занялась своей первоначальной работой.
Но спокойной жизни не получилось. Потому что Первая Мировая война закончилась разгромом Центральных держав и распадом России и Австро-Венгрии. А Германию просто здорово урезали победители. Так на территории Австро-Венгрии появилось несколько стран, в том числе и Польша, которой вместе с частью Галиции досталась и эта цистерна.
Польские политики ощущали себе правителями самого сильного государства в Центральной и Восточной Европе и умудрились переругаться со всеми соседями. Это аукнулось им в 1939 году, когда Польша сначала была разгромлена немцами. А потом власти СССР, видя, что постоянный противник неожиданно быстро развалился, предпочли забрать то, что принадлежало СССР по условиям Версальского мира – то есть все, что находилось восточнее линии Керзона. Так цистерна оказалась в СССР и стала помогать строить самый справедливый общественный строй на планете Земля.
Правда, в первый раз работа на благо общества опять оказалась недолгой. В 1941 году немецкие танки разорвали советские пехотные дивизии и недоукомплектованные мехкорпуса на части, фронт быстро укатился на восток. Эвакуировать цистерну не успели, поэтому она опять попала в мир орднунга и арбатена – то есть на этот раз стала немецкой.
Но в 1944 году те, кого не устраивала идея навести во всем мире «Новый порядок», перебежками, от ямы до окопа, от одной стрелковой ячейки к другой, захватывая плацдармы и наступая, снова добрались до Галиции. На этот раз Галиция стала советской. И цистерна тоже.
В 1949 году ее переделали на советскую колею, присвоили ей советский инвентарный номер. Старушка поработала на советских дорогах – если говорить конкретно, то она трудилась на Львовской железной дороге.
А потом ей удивительно повезло – потому что эту старушку не списали, не распилили на металлолом, несмотря на все передряги, которые случились с большой страной. Старой цистерне довелось в 1998 году попасть в один из музеев, а потом добраться до места на открытой стоянке музея РЖД в Санкт-Петербурге.
И теперь заслуженная старушка стоит на открытой площадке. Ей, наверное, хорошо под редким питерским солнцем и частым, порой холодным дождем. И она с вершин своего жизненного опыта снисходительно смотрит на пробегающих мимо туристов, которые даже не замечают, мимо какого уникального железнодорожного персонажа с бурной жизнью они пробегают, осматривая большую уличную экспозицию.
Journal information